«Призраки» действовали долго, около пяти лет, они были очень осторожны и предусмотрительны, они оставляли на месте происшествия наблюдателя, который хронометрировал время прибытия и действия милиции. Им нравилось, что в народе их зовут «Призраками», нравилось внушать массовый страх... Они вооружились самодельными автоматами, изготовили устрашающие маски, похожие на ку-клуксклановские капюшоны и... визитные карточки с одним словом «Призраки». Но использовать устрашающую атрибутику не успели: лихой сержант расшлепал их на очередном налете.

Лис поднял все материалы по «Призракам»: архивное уголовное дело, розыскное дело, личное дело осужденного Рогалева. Банда состояла из пяти человек. Двенадцать разбойных нападений, восемь убийств, три перестрелки с инкассаторами, одна – с милицией. Рогалев тогда был несовершеннолетним. Вначале на него ложилось участие в четырех нападениях и два лично совершенных убийства. Но потом показания оставшихся в живых соучастников изменились – все, что можно, свалили на убитых Петукаева и Зименца. Малолетке осталось соучастие и непосредственное нападение на кассира.

Рогалев получил восемь лет. К этому моменту ему исполнилось восемнадцать, поэтому пошел он уже во взрослую колонию, на усиленный режим. Подельники – Щеков и Самохвал – ранее отбывали срока и потому попали на строгий. Но своего пацана не забыли, прислали малевку, поддержали... Покровительство серьезных арестантов плюс авторитет бандитской статьи здорово помогли Рогалеву и оберегали до конца срока.

Всех троих разрабатывали в зонах, потому что в деле остался ряд неясностей. Пропала часть оружия – два кавалерийских карабина и два «ТТ». Не найден таинственный шестой соучастник – мозговой центр банды, он же хранитель оружия.

Щеков и Самохвал получили по тринадцать лет, да и у Рогалева срок был немалый. В таких случаях охотно рассказывают о боевом прошлом и фантазируют на тему "а вот если бы я сделал не так... ". Но эти трое вели себя по-другому: в контакт не вступали, о прошлом не вспоминали. Лишь когда Самохвала раздавило автопогрузчиком и Щеков остался один, к нему «подъехал» опытный зоновский агент, и они стали «вместе кушать», то есть общаться, держаться друг друга – дружить, по местным понятиям. Много времени спустя, изрядно подкормленный салом и напоенный чифиром, Щеков, расслабился и в доверительной дружеской беседе сказал лишь несколько фраз: «Шестой – это порожняк, залепуха... Жорик ментам бороду пришил. Он и Славке все придумывал... Масла много, нас с Жекой от „зеленки“ отмазал. Босяки добро помнят. Даже если щас на шамиле катается, все равно будет у братвы не из последних-Я в шпанском мире подписка неслабая!»

Потом разговор свернул на другие рельсы, и к этой теме больше не возвращались. Через некоторое время разработку прекратили, а за год до освобождения Щеков умер от туберкулеза. Теперь его ни о чем не спросишь, да, судя по характеру, он бы ни на какой вопрос и не ответил.

Лис перечитал сказанную уголовником фразу. Он владел жаргоном и понимал общий смысл: никакого шестого бандита не было, неведомый Жорик придумал его и заставил милицию поверить в свою выдумку. Этот же Жорик многое придумывал для Вячеслава Зименца, главаря «Призраков». Странно... И избавил Щекова с Самохвалом от расстрела, за что Щеков ему благодарен и обязуется поддерживать, используя свой большой авторитет в преступном мире. Что значит «кататься на Шамиле» – Лис не понял. Непонятно было и откуда взялся неизвестный следствию Жорик. Судя по его немалой роли, он вполне мог бы быть тем самым таинственным шестым, существования которого Щеков не признавал.

Рогалев, в свою очередь, как-то сболтнул совсем другое: «Шестым был Карась, но мы его не сдали, потому что голова золотая. А стволы в реке утопили... В лодке вывезли на фарватер и сбросили. Пусть ищут...»

Лис пролистнул сшивы оперативных материалов. Собранные в разных колониях, они походили друг на друга, как братья-близнецы. Изначально желтая дешевая бумага, выцветшие, будто разбавленные водой чернила, корявый почерк не шибко грамотных оперов – старлея Михайлова и капитана Стародубникова. Судя по тому, что много лет спустя их фамилии так и не стали известными, они не поднялись по служебной лестнице и не достигли профессиональных высот. Ничего удивительного: мало кто с низовой работы добирается до больших должностей... Либо вылетели из органов за какую-нибудь провинность, либо спились, а может, так и просидели в своих оперчастях до пенсии, позабыв один из многочисленных эпизодов монотонной служебной биографии.

Лис представил, как они внимательно слушали сообщения еще более неизвестных и тщательно законспирированных источников Льва и Следящего (прозвища всегда звучат красиво и благородно, потому что выбирают их себе сами агенты), как старательно, но без особого успеха переводили их косноязычную, пересыпанную матом и жаргоном речь на обычный язык, как давали новые задания: «Продолжать поддерживать доверительные отношения с разрабатываемым, выявлять новые сведения о его преступной деятельности, установить личность шестого члена банды и местонахождение спрятанного оружия».

Скорей всего это написано для проверяющих и инициаторов задания, чтобы потом отписаться: «Неоднократные попытки источников выяснить интересующие вас факты положительных результатов не дали». Потому что, если бы Лев и Следящий повторно вернулись к той же теме, им, вполне вероятно, отрезали бы языки. Бывает только один момент, когда серьезный арестант, размягчившись от чифира, ханки или в приступе острой тоски, требующей приоткрыть душу, обмолвится о том, к чему его очень завуалированно подталкивает товарищ по несчастью. Что скажет, то и скажет. Выпытывать подробности, что-то уточнять или обсуждать по зековским правилам не просто «западло» – это уже верный признак «наседки», «утки», «индюка», «суки», «стукача» со всеми вытекающими для этой самой ненавидимой категории осужденных последствиями.

И операм ИТК, и их источникам было ясно: ни Щеков, ни Рогалев больше ничего не скажут, задание выполнить не удалось. И инициатор задания – опер областного уголовного розыска смирился с отрицательным ответом. Собственно, он не такой уж и отрицательный... Вот и справочка приобщена: «Проверкой по оперативным учетам лицо по прозвищу Карась не установлено». То есть уголовный розыск задачу выполнил на все сто!

Лис был уверен, что двадцать лет назад в областном УРе эти материалы истолковали самым победным образом. В конце концов, банда разгромлена, двое убиты при задержании, трое осуждены на долгие срока, уголовный розыск принял меры к полному выяснению всех обстоятельств дела, и, в общем, ему это удалось. Ведь если не обращать внимания на противоречивость сообщенного Щековым и Рогалевым, а извлечь из каждого сообщения только одну часть, то получается, что, с одной стороны, никакого шестого соучастника вроде как и не существует, а с другой – ненайденное оружие утоплено в реке, а потому и найдено быть не может! С чистой совестью розыскное дело можно прекращать. Что и сделано на последнем листе каждой нетолстой папки.

Лис усмехнулся. Дословная расшифровка сказанного Щековым и Рогалевым в задачу его коллег не входила. Но для него сейчас это имело немалый смысл. Из ящика стола Лис вытащил лист бумаги. Это была дорогая финская бумага формата А4 для лазерных принтеров – ослепительно белая, стромкая и плотная – 80 г/кв. м. Она отличалась от того пипифакса, на котором писали старлей Михайлов и капитан Стародубников так же, как лазерный принтер от раздолбанной «Москвы» или «Уфы», которыми в те времена были оснащены все горрайорганы внутренних дел, ибо снабжение велось централизованно, а то, что сейчас зовется «спонсорской помощью», рассматривалось как тяжкое должностное преступление. И «паркеровская» ручка – подарок Хондачева – отличалась от орудий письма капитана и старлея так же, как их мировоззрение отличалось от мировоззрения подполковника Коренева.

Но шикарной дорогой ручкой на качественной импортной бумаге Лис написал то же, что писали они.